Много мозгов – плохо спится
– Михаил, вы на долгое время выпали из обоймы. Трудно возвращаться?
– Почему выпал? По радио у меня звучат песни. Ну да, мало, конечно. Но это потому, что мне немножко лень ехать куда-то. А я мог бы отвезти пару mp3 – у меня пятьдесят семь новых песен – и все бы закрутилось. Но я не бедствую – это раз. Во-вторых, у меня в последнее время было много хлопот. Я потерял родителей. Перед этим строил маме дачу. На это тоже много времени ушло. Пришлось поменять три бригады. Все были пьяницы и сачки. Построил. Мама успела там пожить только года четыре. А вообще я по зодиаку парящий орел. Есть такой американский зодиак. Орел летит так, посматривает, посматривает. Что-то увидел интересное. Подлетел, посмотрел. Не суетится. Я рисую еще. Вот, например, нашел в квартире губную помаду. Ко мне пришло вдохновение, и я губной помадой нарисовал картину на зеркале. Пишу еще. Рассказики такие интересные. В основном юмористические. Стихи. Но в поэзии у меня все только назидательное получается. Вот у Грибоедова – родственника моего по отцовской линии – комедия называется «Горе от ума». Почему? А потому, что когда слишком много мозгов, оно, честно говоря, и спать другой раз трудно. Вот я иногда даже вскакиваю ночью. У меня какая-то мысль – раз! И я ее сразу записываю. А иногда лень подниматься. Вот дали мне стихи: «Флюгер флюгер флюгер – я/флюгер флюгер флюгер – я». И я лежал-лежал, лежал-лежал, потом вдруг вскочил и написал песню «Флюгер». Сделал синкопки такие. Сразу по-другому стало звучать. Я люблю все разнообразить. У меня нет такого: сделал одну песню – ага, удалась. И дальше в этом ручье поплыл.
– Но почему народ в большинстве своем знает только «Яблоки на снегу»?
– А афганский цикл? А тот же «Флюгер»? А «Теплые ливни»? Не-ет. Я просто не выступаю по мелочам. Эти казино – всякая эта ерунда. Ну, играл в футбольной команде («Старко». – Е. К.). Но там очень неприличные люди были. Те, с кем я начал, хорошие ребята, а потом подключились другие. У меня даже где-то валялся этот договор, который я назвал «поначалу». Люди, скажем так, воровали. Можешь себе представить? Входит в автобус наш спонсор и раздает ребятам деньги – бонус к гонорару. Ему понравилось, как мы сыграли, и он решил нас поощрить. Так один из устроителей на него наскакивает, начинает вырывать у него деньги. Засовывает их себе в карман. Мне это было так странно! Другой раз мы опять хорошо сыграли – получили гонорар, я предложил: «Давайте соберемся с нашей технической частью: с массажистами – со всеми… и скинемся на них». Но те же люди встряли опять: «Да уже всем раздали! Уже все получили свою зарплату!» А я думаю: «Ну что, нельзя побольше денег дать? Жалко, что ли?» Мне это все претит.
– Вы в бутылку часто лезете?
– Ну а зачем? Да пусть он этими деньгами подавится! Че я буду себя унижать? Конечно, я могу в морду дать. В основном из-за хамства. Или из-за слов некоторых, которых я не терплю. Бывали случаи, когда я дрался один против шестнадцати человек. Лицо потом было похоже на кровавую дыню. Это с солнцевскими я поцапался. Мне было сказано неудачное слово. Я решил это дело не оставлять. Троих срубил. Но что можно сделать, когда тебя шестнадцать человек лупят? Там к тому же узкое пространство было, двигаться невозможно. Я повис у них на руках, как на канатах. Меня трое держали за одну руку и трое за другую. А они ребята крепкие. Побили меня. А потом просто ушел, и все. (С гордостью.) Но троих я все-таки срубил. Их уже частью нет в живых. Равно как и моих грабителей, которые обчистили мою квартиру. Милиция рыпалась, рыпалась. В результате пришлось мне самому искать. Это давно еще было, в 1993 году.
– Много украли?
– Много. Шесть сумок спортивных вынесли. Обидно другое. У меня был орден Ленина Льва Оборина (пианиста. – Е. К.), мне его подарила его дочка Оборина. Рубль Петра I – призовой. Была такая медаль, называлась «За отвагу». Но сделана она была из рубля. Аппаратуры много вынесли. Шубы норковые, которые я своей подружке покупал – ей надо было ехать за границу. Ну, много. И все хорошие вещи. В милиции поковырялись, поковырялись. Мне стало смешно. За это время эти бандиты друг друга перерезали. Одному отрезали уши и яйца и утопили в болоте. Другого посадили на ножи в бильярдной. Я же с их главарем лично встречался – его потом самого убили. Он меня стал просить, чтобы я сделал концерт. Хотел собрать денег, чтобы в зоны рассылать. Они же вербуют охранников в определенный момент: ему пора выходить, он его вербует, и тот потом на него работает. Я сказал: хорошо, но мне надо сначала свои гастроли отработать.
– На зоне?
– При чем тут зона? Нет, я имел в виду – свои концерты отработаю. А в тюрьме я работал: в Бутырке, в специзоляторе для особо опасных молодых преступников под Ташкентом.
У меня на лице двенадцать шрамов
– Как впечатления от тюрьмы?
– А вы знаете, я просто очень хорошо вижу теплое лицо. Когда у человека теплое лицо, скорее всего, он случайно попал в такую ситуацию. Вот у меня, например, есть очень хороший друг. Не приятель, не знакомый. А друг. Он любил девушку одну. Она его оставила постоять на углу. На шухере то есть. В это время ее приятели обносили квартиру. Но он ничего об этом не знал – просто стоял, ее ждал. Потому что любил ее. Их поймали. Но эти бандиты так его уболтали, что он на себя все взял – будто бы он руководил грабежом. Сел. Пятерку ему дали. А он боксер – мастер спорта в тяжелом весе. Он там комуто дал по башке. Ему добавили срок. Он бежал. Его поймали. Он милиционеру, который его поймал, тоже дал по башке – и убил. В итоге он вот так ни за что двенадцать лет получил. Практически ни за что!
– Не боялись, что и с вами может что-то подобное случиться?
– У меня свой особый взгляд на все, что происходит. Я один раз избил четырех милиционеров, а мне дали всего 15 суток. Просто они были в штатском. Они меня поймали зачем-то. А удостоверение показали в полной темноте. Я стал убегать, они – догонять. В итоге пришлось их побить.
– Сразу четверых?
– Я же спортсмен. В прошлом. Сейчас – физкультурник. На лыжах бегаю на равнинах, на горных катаюсь. Че-то еще делаю. С трамплина не прыгаю. Вот давно у меня не было скакалочки. Я со скакалочкой могу попрыгать. Тысячу прыжков за один раз.
– А почему с вами это все происходит? Почему вы попадаете в эти передряги?
– Потому что я доверчивый. У меня на лице двенадцать шрамов. Если вы посмотрите внимательно.
– Вас часто подставляли?
– В основном должники. Если бы мне все собрать, что я давал в долг, я бы вам с удовольствием мог бы построить дачу. Та-а-ак (оглядывается по сторонам в поисках своей помощницы). А где моя овчарка-то? Ушла? А закапнуть в глазки? (После возвращения помощницы.) Вот вы знаете, какая столица в государстве Буркина-Фасо?
– Понятия не имею.
– Уагадугу.
– Вы энциклопедист?
– Это моя настольная книга – энциклопедия. Я прочитал половину Брокгауза и Ефрона. А там восемьдесят четыре тома. Начал читать про русско-турецкие войны, потом про парусную навигацию, потом на слово «проституция» много прочитал. Какая бывает проституция, как она развивалась. На слово «монеты», на слово «рубль». Деньги – это отдельный параграф.
– Я смотрю…
– Ну, во-первых, вы не смотрите, а слушаете. Хотя мы говорим: «я смотрю». Это – русское. Это правомерно.
– Вы так тщательно следите за правильностью родной речи?
– Да, и не упускаю возможности поправить. В деликатной форме.
– Какие неправильные употребления слов вас особенно бесят?
– Меня ничего не бесит. Я очень уравновешенный человек. Меня хамство бесит. И некоторые слова, обидные мне. Могу за них и в репу дать. Но уже давно не бью, потому что все руки переломаны. Теперь только по мягким местам: голени, промежности, колени, уши. Очень люблю по ушам ладошками – бах-бах! Тогда контузия получается.
Мои подружки крепче мужиков
– Вы и в любви такой необузданный?
– Я пытаюсь себя сдерживать. Но удается это плохо. Но что касается любви, любовь – это одно, а увлеченность – совсем другое. Это вот: увидал – засопел – «где живете?» Я вот тут с одной девушкой познакомилсяза деньги. Но она пришла ко мне. Три дня пробыла. Все убрала, перестирала. Пыль вытерла. Даже на балконе голубиный помет убрала. Никаких денег не взяла. Красивая! Рыжая. Талия тонкая. Щиколотки тонкие. Коленочки тонкие. Глаза белесые.
– От женщин у вас всегда отбоя не было?
– В прессе даже количество подсчитывали. Но я не донжуан. Просто у меня был период особой интенсивности встреч. У меня жена была. Любимая жена – я женился по любви. Мы с ней, кстати, даже встречались недавно. Но тем не менее до жены я мог иногда человека два-три успеть.
– Поклонницы достают?
– Они наяривают по телефону. Но я этого не люблю. Я люблю сам атаковать. Я тигр. У меня атакующй стиль.
– Сейчас у вас есть дама сердца?
– У меня есть пара-тройка подружек, с которыми я периодически общаюсь. Они – крепкие друзья, гораздо крепче мужиков. Можете представить? Двадцать пять лет общаемся. Мы познакомились, когда я был еще никто. Это потом я рос-росрос. Я был в Париже – они бабушку мою похоронили. А бабушка у меня пережила двадцать три инсульта.
– Как вы свежим глазом оцениваете сегодняшнюю ситуацию в поп-музыке?
– Народу ее навязывают. Особенно молодежи. Мы же знаем, что молодежь очень легко на все поддается. Плохо, что дети это слушают. Как Гимлер говорил: «Если мы сейчас упустим девятилетних, мы упустим их навсегда». Это бездушная музыка. В ней нет никакой духовности. Вот Визбор – это музыка духовная. «...И лыжи у печки стоят, и по старинной по привычке мы садимся в электричку...» Музончик там даже есть. Несмотря на то что песни под гитарку.
– Вы бы хотели вернуть массовую популярность?
– Я всегда говорю, когда меня об этом спрашивают: пойдемте на улицу. И посмотрим, как меня узнают. Семь метров пройдем – и за мной побегут. Всегда узнают. И еще пальцем тычут: «Во, яблоки пошли!» Я поэтому мало хожу в публичные места. Не люблю, когда начинают сопли размазывать об лацканы. Противно. Я иногда воспитываю людей. Трачу много времени на то, чтобы объяснить, как надо себя вести.
– А выпить зовут? Хлопают по плечу?
– Таких очень много. Ну, я посмотрю, в каком он состоянии. А так могу взять за мизинец и – сломать мизинец. Это очень больно. Нет, ну а что? Заговаривать с посторонними – это первый признак сумасшествия.
– О вас многое рассказывают. Говорят, что видели вас там-то и там-то. Что вы якобы бутылки собираете.
– Ну, вы можете себе это представить? Это странно. Это просто смешно. Я вам скажу так: с восьмого класса у меня не было случая, чтобы у меня не было денег. Уже подростком я зарабатывал деньги: играл на гитаре на вечерах. Потом много занимался фарцовкой. Теперь это называется бизнес, тогда – фарцовка. Да, был период – было маловато денег, но я все равно подрабатывал. Я работал. Я делал массаж, я работал в бане мойщиком. Это все было, когда я еще не работал в ресторане. А в ресторане вообще было денег сколько угодно. У меня деньги были всегда. Я выступаю много. Мне же надо за воду платить, за соль, за спички. За квартиру, машину. Тут пять тысяч, там пять тысяч. Надо работать.
Досье ВМ:
Михаил Муромов родился 18 ноября 1950 года в Москве. Учился в детской музыкальной школе по классу виолончели, окончил среднюю математическую школу, в 1971 — Московский технологический институт мясомолочной промышленности. В 1972–73 гг. служил в армии, в спортроте. Работал с различными музыкантами и группами («Славяне», «Фристайл», с Ольгой Зарубиной, Львом Лещенко, Иосифом Кобзоном, с оркестром Анатолия Кролла). Дебютировал как певец на профессиональной сцене в 1985-м на Московском международном фестивале молодежи и студентов. Песня «Яблоки на снегу» стала фонографическим дебютом Михаила Муромова в 1987-м. В конце 80-х – начале 90-х много гастролировал по СССР и зарубежным странам (в том числе в Афганистане). Мастер спорта по плаванию, имеет 2-й разряд по боксу, ездит на горных и водных лыжах.
